Кто-то называет их наёмниками. А ведь всё много проще...

@настроение: в дорогу

---

Она непременно дождется!

@темы: другой Петербург

---

Что-то мне это напоминает...

---

Football is a simple game: 22 men chase a ball for 90 minutes and at the end germans win. (c) Gary Lineker

---

15 лет назад...

Песня дрозда над пажитью,
Дальние грозы – заревом.
Было ли, нет? Кажется…
Время ль начать заново?

Ляжет туман и развеется в пыль росную.
Ko da mi otme iz moje duse Kosovo?

Время напялит личину,
Бросит под ноги крохи нам…
Пеплом гнездовье птичье…
Косово и Метохия.

С бархата неба срываются звезды россыпью…
Ko da mi otme iz moje duse Kosovo?

Выпьем, помянем разное.
Многое было-видано.
Отзвуком имя Лазаря,
Горечью новый Видовдан…

Судят других, а с виновных опять спросу нет…
Ko da mi otme?...
Косово.

Маркиз

---

Олимпиада стартовала

Я не могу сказать, что всегда с большим интересом смотрел церемонию открытия очередных Олимпийских Игр. Но из всех увиденных, эта была самой впечатляющей. Возможно потому, что была абсолютно понятной. Все образы, все отсылки мгновенно дешифровались.
И как раз с этим связан один момент, который поразил до глубины души. Ну и порадовал тоже, не спорю. Обычно смысл церемонии открытия — это презентация страны-организатора остальному миру. А данная церемония была презентацией России нам самим.
Как обычно, команды участницы-выходили на стадион по алфавиту. Но наверное, впервые в истории Олимпиад, этот алфавит был не латинским, а русским. Почему? Потому что в нашей стране используют именно его. И плевать, поняли ли англичане, с какой радости они выходят в самом начале, а не в самом конце. Сборная России вообще вышла в финале, отдельно ото всех. Почему? Потому что мы можем это наша Олимпиада, и другого шанса так выпендриться у нас еще долго не будет. А еще потому, что запредельная поддержка зрителей была шикарным финальным аккордом церемонии прохода команд. Мужская сборная России шла в костюмах, до боли напоминающих армейские полушубки времен Войны. Понял ли кто-то за рубежом, с какой радости остальные спортсмены идут в нарядных костюмах, а русские мужики в телогрейках? Плевать. Мы поняли. И оценили.
Единственным реверансом церемонии в сторону "мирового сообщества" была история первой половины XX века, выполненная в стиле русского авангарда, обожаемого на Западе, но нелюбимого и непонимаемого у нас. Но над всей этой авангардной вакханалией звучало "Время, вперед" Свиридова, а посреди нее стоял Валуев в роли Дяди Степы. И понять это можно, только воспитываясь в Русском Мире.

Короче, я всем доволен.
Сижу, улыбаюсь.

---

70 лет назад с Ленинграда была полностью снята блокада

---

Заметки светописью 3

@темы: другой Петербург

---

С Новым Годом!

@темы: другой Петербург

---

С праздником всех!

И пусть запах пороха на наших улицах появляется лишь по праздникам и исключительно от петард да фейерверков.

---

заметки светописью 2

@темы: другой Петербург

---

заметки светописью 1

@темы: другой Петербург

---

Любимому городу

@темы: другой Петербург

---

А вот это не могу не перепостить...

26.02.2013 в 10:59

Пишет  точегонеможетбыть:

26.02.2013 в 09:48

Пишет  Кий:

СПАСИТЕ КНИГИ!
Перепост приветствуется!

Расформировывается библиотека одного из больших московских предприятий в районе Кунцево (ЗАО), Москва.
Часть книг уже пристроили, но в залах еще остается много литературы: иностранной (классика, современность, сказки), учебной (физика, химия, радиоэлектроника), хорошая подборка советских поэтов и др.
Библиотека создана в 1953 году, фонд в отличном состоянии.
Времени осталось мало.
Если книжки не найдут хозяев в ближайшее время, их ликвидируют – сожгут!
Само собой выходит, что литературу предпочтительнее забирать большими партиями.
В этом случае даже обещали предоставить транспорт.

Контактный телефон:
8(499)144-69-36 – Марина Валентиновна.
Звонить в 9.00 до 18.00

---

Как-то так получилось, что множество совершенно разных людей, увидев данную картинку, тут же пересылали ее мне со словами "наконец-то я нашел/нашла твой адекватный портрет", имея в виду, естественно, черного котенка, хотящего управлять миром.
В целом, я был полностью с ними согласен, но, несмотря на это, процесс захвата мира если и сдвинулся с мертвой точки, то очень недалеко. И вот относительно недавно я все-таки сообразил, что меня так гнетет ежегодно в конце декабря. Истекший год мог сложиться лучше или хуже, легче или тяжелее, веселее или грустнее, но мир как был незахваченным, так и продолжает таковым оставаться.
Это, разумеется, не дело, и я хочу сам себе пожелать в наступающем году кардинального продвижения в этом многотрудном деле, тем более что позавчера начало этому было положено и очень многообещающее начало.

А всем остальным, кто по нясной мне самому причине читает этот дневник... Будьте реалистами, желайте невозможного. Пусть ваши мечты будут самыми невероятными, они обязательно сбудутся, если их мечтать. И желательно мечтать не лежа на диване, а делая что-то...

---

Как это было

---

То, что нужно помнить. То, что нельзя забыть.

Карлсхорст. Заранее осматриваем актовый зал инженерной школы, в котором будет происходить подписание. Зал небольшой — двести квадратных метров. Вдоль узкой стороны его на стене флаги — наш, американский, английский и французский. Командующий французской армией Делатр де Тассиньи, говорят, тоже прилетел или прилетает. Под флагами длинный, почти во всю длину стены, стол, за которым будут сидеть представители союзного командования. Перпендикулярно ему еще три стола, два длинных и один короткий, ближе к выходу. Короткий стол — для немецкой делегации; средний стол — для наших и союзных генералов и офицеров, которые будут присутствовать при капитуляции; третий, дальний, стол — для нашего брата корреспондента.

Константин Симонов. Из военных дневников

Топчемся в инженерной школе и вокруг нее почти целый час. Говорят, дело задерживается из-за того, что наши и союзники все еще договариваются по каким-то процедурным вопросам. Наверно, так оно и есть, потому что капитуляция, первоначально намеченная на два часа дня, начинается только вечером. Наконец в зал входят представители союзного командования — Жуков, Телегин и вместе с ними Вышинский, Теддер, Спаатс и Делатр де Тассиньи, которого вижу сейчас впервые. Это молодцеватый генерал, вряд ли старше сорока пяти лет.

Корреспонденты и военные, которым предстоит присутствовать при капитуляции, бросаются занимать места, которых никто до них не занял. К ним подскакивает один из офицеров-распорядителей и что-то поспешно шепчет им. Наши генералы, севшие за стол, предназначенный для капитулирующих немцев, вскакивают из-за него, как ужаленные, и пересаживаются за другие столы.

Жуков улыбается. Теддер улыбается. Делатр де Тассиньи улыбается. Немножко поулыбавшись друг другу и неулыбающемуся Спаатсу, они рассаживаются на места за своим столом. Безумствуют фотографы и кинооператоры. Вскакивают на столы, наваливаются животами на плечи генералам и снимают, снимают, снимают...

Один из наших кинооператоров длинной ручкой своего аппарата задевает по голове какого-то американского адмирала. Адмирал, очевидно привычный к суете корреспондентов, добродушно улыбается и машет рукой: «О'кэй!» Но наши непривычные к этому распорядители чуть было не выволакивают беднягу оператора из зала.

Сидящие за центральным столом выглядят очень по-разному. Спаатс не выражает на своем лице ничего. Вышинский суетится. Жуков сияет. Сидящий рядом с ним Теддер с его приятной, но невыразительной внешностью, слегка улыбаясь, что-то говорит через переводчика Жукову, и мне почему-то кажется, что в этом человеке, единственном из всех, сохраняется какая-то доля иронии по отношению к предстоящей торжественной процедуре. У Делатра де Тассиньи вид человека, приехавшего позже других, озабоченного этим и спешащего войти в курс дела. Смотрю на Жукова, на его красивое, сильное, тяжелое лицо и вспоминаю встречи с ним во время боев с японцами на Халхин-Голе, когда он был еще комкором и командовал там, в Монголии, нашей армейской группой. В последний раз я его тогда видел, уже после разгрома японцев в его жарко натопленном блиндаже. Он только что вернулся из бани и, отдыхая, сидел по-домашнему. Мне запомнилось, с каким насмешливым спокойствием слушал он тогда одного из своих разведчиков, срочно просившего приема и докладывавшего о новом и опасном, по его мнению, сосредоточении крупных японских частей. По виду Жукова можно было понять, что он ни на грош не верит этому докладу, считает, что японцы сейчас, сразу после такого разгрома, ничего не предпримут, а разведчики просто перестраховываются. Это он и сказал, дослушав доклад. Сказал холодно, резко, бесповоротно. С тех пор за шесть лет я его ни разу не видел. Могло ли мне тогда хотя бы на минуту прийти в голову, что в следующий раз я увижу его в Берлине, принимающим капитуляцию германской армии...

Когда в зале успокаивается жужжание, Жуков встает и объявляет о начале заседания для принятия капитуляции германской армии. Потом говорится о полномочиях, кто каким правительством уполномочен, и читаются документы на разных языках. На все это уходит минут десять.

Жуков снова встает и, обратившись к стоящим у входных дверей офицерам, сухо говорит:

— Введите германскую делегацию.

Двери распахиваются, и в них входят Кейтель, Фридебург и Штумпф, за ними несколько офицеров, видимо адъютанты. Для того чтобы дойти до своего стола, Кейтелю надо сделать только три шага. Он делает их, останавливается за средним креслом и, вытянув руку с коротким фельдмаршальским жезлом, делает нм быстрое движение вперед и назад, почему-то напоминающее мне гимнастику с гантелями. Отодвинув кресло, садится и кладет жезл перед собой. Фридебург и Штумпф тоже садятся. Их адъютанты стоят сзади. Жуков встает и что-то говорит, не слышно что. Это переводят немцам. Кейтель утвердительно наклоняет голову.

Затем продолжаются разные подробности процедуры.

Я слежу за Кейтелем. Он сидит, положив перед собой на стол руки в перчатках. Штумпф кажется совершенно спокойным. Фридебург застыл в неподвижности, но в самой этой неподвижности чувствуется беспредельная угнетенность.

Кейтель тоже сначала сидит неподвижно, глядя перед собой, потом чуть повертывает голову и внимательно смотрит на Жукова. Снова смотрит в стол перед собой и снова на Жукова. И так несколько раз подряд. И хотя это слово, казалось бы, предельно не подходит к происходящему, но я все-таки вижу, что он смотрит на Жукова с любопытством. Именно на Жукова и именно с любопытством. Как будто он увидел человека, который его давно интересовал и сейчас сидит всего в десяти шагах от него.

За центральным столом начинают подписывать документ. Подписывают Жуков, Теддер, Спаатс, последним Делатр де Тассиньи.

Пока они подписывают документ, лицо Кейтеля становится страшным. В ожидании секунды, когда придет очередь подписывать ему, он сидит прямо и неподвижно. Высокий офицер, стоящий за его креслом по стойке «смирно», плачет, не двигая при этом ни одним мускулом лица. Кейтель продолжает сидеть прямо, потом вытягивает перед собой на столе руки и сжимает кулаки. А голову все больше закидывает назад, так, словно хочет закатить обратно под веки готовые вывалиться оттуда слезы.

В это мгновение Жуков встает и говорит:

— Германской делегации предлагается подписать акт безоговорочной капитуляции.

Переводчик переводит это по-немецки, и Кейтель где-то уже в середине перевода, поняв смысл его слов, делает короткое движение руками по столу, к себе, выражая этим согласие на то, чтоб им дали сюда, на этот стол, акт для подписания. Но Жуков, продолжая стоять, коротким движением протягивает в сторону немцев руку и, поведя ею от них по направлению к столу, за которым сидят союзники, говорит жестко:

— Пусть подойдут подписать сюда.

Первым встает Кейтель. Он подходит к узкому концу стола, садится в стоящее там пустое кресло и подписывает несколько экземпляров акта. Потом встает, возвращается к своему столу и садится в прежней позе. Подписывая, он снял перчатку. Сейчас он снова натягивает ее на руку.

Вслед за ним идут подписывать Штумпф и Фридебург. Пока все это происходит, я продолжаю смотреть на Кейтеля. Он сидит вполоборота к столу, за которым сидят союзники, смотрит на них и о чем-то думает так упорно и напряженно, что, очевидно, незаметно для себя, подняв со стола правую руку в перчатке, берет ею себя за лицо, за тяжело отвисшие щеки и подбородок, и мнет, мнет, почти комкает лицо рукой в перчатке.

Последний из трех немцев подписывает акт и возвращается на место.

Жуков встает и говорит:

— Германская делегация может покинуть зал.

Немцы встают. Кейтель делает жезлом такое же движение, которое сделал, когда вошел, поворачивается и выходит. Остальные выходят следом за ним. Двери закрываются.

И вдруг все накопившееся в зале напряжение исчезает.

Исчезает так, словно все надолго задержали воздух в груди и разом выпустили его. Общий облегченный, расслабленный выдох.

Капитуляция подписана. Война кончилась.

Константин Симонов. Из военных дневников.

---

Космос и не только он

Отмечая Всемирный день авиации и космонавтики и по этому поводу только что добравшись до дома, не могу не вспомнить об уникальном летательном аппарате, совмещающем в себе качества как самолета, так и космического корабля. Советском перехватчике МиГ-25:




Рекорд высоты, установленный в 1977 году этим самолетом, составил 37650 м. А это граница мезосферы и как ни крути, уже космос...

С Праздником!

---

Театральные страсти

Знаменитый римский политик и полководец Марк Красс погибает вместе с сорокатысячным войском в Парфии в 53 году до н. э.
Отрубленную голову Красса парфянский военначальник Сурена послает своему царю.
Когда курьер с головой прибывает к царю в город Арташат, тот, вместе со своим союзником и шурином, царём армянским, сидят в театре и смотрят "Вакханок" Эврипида, так что курьер садится в уголке и старается не отсвечивать.
Там его и замечает исполнитель главной роли. В нужный момент, он голову у гонца выдёргивает, поднимает - вместо прилагающегося по сценарию муляжа и говорит (строго по сценарию) - "Мы принесли домой голову оленя, только что убитого на нашей счастливой охоте!"
Бурные и продолжительные аплодисменты. Красса вызывают на бис.

Этот день принято считать днём рождения армянского театра.

---

Размышлительное...

Правильные люди проливают на ноутбук бокал пива, нормальные - чашку чая, а я вот на свой пролил кастрюлю борща...